Птицелов

Я достаю из шкафа большой пакет. Он слишком грязный, сквозь мутный хрустящий целлофан не видно, что внутри. Впрочем, мне это и без того хорошо известно. Там - подарки. Скромные подарки для моих маленьких гостей. Конечно, так много подарков мне сейчас не нужно - отсыплю чуть-чуть и уберу обратно на полку. Хорошенького понемножку... да и больно уж громко шуршит этот пакет, ни к чему мне лишний шум.

Вот они, мои дары. Бойтесь данайцев, дары приносящих... но мои маленькие друзья не знакомы с этой прописной истиной. Что поделать, никто не заботился как следует об их образовании. Может быть, я позабочусь? Впрочем, всех мне не научить - разве что парочку особо одаренных. Это занимает так много времени.

Что же мне выбрать? Каждый раз, отправляясь к своим маленьким жертвам, я не знаю, что на этот раз привлечет их блестящие глазки. Может быть, эти желтые зернышки? Или те, покрупнее, не такие симпатичные, но зато на вид очень аппетитные? А может, букашки-козявки сушеные, усатые, лапчатые? Что на этот раз будут клевать острые клювики, а что будет небрежно отброшено куда-то далеко в угол? Я не знаю. Но тем интереснее.

Я люблю дарить радость. То, чем я занимаюсь, не служит мне ни средством дохода, ни способом удовлетворения охотничьего инстинкта, заложенного в каждом из нас генетически: догнать, поймать, утащить, или - как в данном случае - выследить, перехитрить очередную жертву... Мне просто приятно дарить счастье этим маленьким беспомощным существам. Вы можете спросить меня: "Разве можно навязывать счастье насильно?". Нет, конечно. Но я ни к чему не принуждаю моих маленьких друзей.

Конечно, тут вы можете сказать: "А как же ловушка? Разве ты не сидишь в засаде, сжимая в мокрой от волнения ладони грязную веревочку? Разве, когда дверца захлопнется, ты отпустишь перепуганную жертву? Разве не унесешь ее к себе домой, где в таких же клетках - может быть, чуть-чуть только побольше - сидят на жердочках пернатые пленники? Если тебе так хочется сделать что-то приятное этим симпатичным существам - почему ты просто не насыплешь им корм?". Да. Это все так. Я действительно ловлю птиц. И в ловушку, и в сеть. Но мне не доставляет никакого удовольствия смотреть на их страх, на бесполезные метания по клетке в поисках выхода. Мне жаль их - по-настоящему жаль. Очень хочется успокоить их, унять - но они не понимают меня. Что касается предложения насыпать корм... Признаюсь, я не делаю так по одной-единственной причине. Если я насыплю корм на землю и спрячусь - птицы не будут знать, от кого подарок. Они склюют все до последнего зернышка - и улетят дальше, а я останусь лишь с воспоминанием об острых коготках, блестящих клювиках и пестрых перышках, лежащих одно к одному на маленьких круглых тельцах. А мне хочется, чтобы они садились ко мне на ладонь, чтобы брали корм у меня изо рта; чтобы они полностью мне доверяли. Можно просто приручить птиц, не заманивая их в ловушку... но это долго, невыносимо долго. Я не смогу дождаться этого.

И вот я сижу в густых зарослях. Над головой - случайно сломанная мной ветка, она болтается прямо у меня перед глазами и щекочет кончик носа. Само по себе это не так уж неприятно, но я боюсь не выдержать и чихнуть в самое неподходящее время. Сколько уже прошло времени? Я не знаю, часов у меня нет и никогда не было - да и зачем они мне? Я не осмелюсь поднять запястье к глазам, чтобы разглядеть в полумраке показания подлого прибора. Не потому, что боюсь спугнуть птиц: я знаю, что пока их нет, долгие годы общения с ними научили меня слышать их приближение еще до того, как в зелени покажутся мягкие перышки и блестящие глаза-бусины. Я не смею нарушить покой этого благословенного места, этого святилища неведомого бога - осквернить одной мыслью о том, чтобы измерить прошедшее время. Для настоящего птицелова времени нет. Время - враг, время - коварный искуситель, дьявол, Сатана, и средства борьбы с ним - осторожность, любовь и терпение. Не шелохнуться, ничем не выдать себя, ждать чуда - и любить. Я люблю своих маленьких друзей: возможно, несколько жестокой любовью, которая не дает им возможности сбежать от меня, летать на свободе - но зато и не позволит попасть в зубы хищнице-кошке, или погибнуть зимой от мороза и голода...

Показалась. Вот она, моя птичка. Моя хорошая птичка... глазки блестят, перышки гладенькие, лапочки маленькие-маленькие, с коготочками... ах ты моя милая. Посмотри, какие зернышки. Какие вкусные, замечательные зернышки. Не бойся, подходи ближе. Попробуй. Тебе понравится. Вкусно? Вот именно. Не надо бояться, прелесть моя, не надо меня бояться. Теперь у тебя будет сколько угодно таких вкусных зернышек. Я покажу тебе новый мир: чудесный, теплый, где нет снега, нет злых мальчишек, кидающих в тебя камнями, нет коварных ворон, которые утаскивают самые вкусные кусочки у тебя из-под носа, нет зубастых и когтистых кошек. Подойди ближе к стеночке, моя маленькая, там зернышки вкуснее. Вот так. Кушай. Мы будем жить с тобой хорошо-хорошо, тебе совсем не нужно меня бояться. Кушай...

Ну что же ты. Испугалась? Не бойся, это всего лишь дверца захлопнулась. Кушай, моя радость. Все эти зернышки - только для тебя. Кушай.

Не хочет. Клевать перестала, испуганно озирается по сторонам. Кинулась к стенке, бросается на нее пушистой грудкой. Дурочка, ты же себе все перышки растреплешь, а то и поранишься. Осторожнее. Ну чего же ты испугалась? Это совсем не страшно. Я не сделаю тебе ничего плохого. Вот другие птички, бывало, даже не замечали, что попали в клетку: несешь их домой, а они так и продолжают клевать, глупенькие. А ты? Ну, не бойся.

Они все по-разному ведут себя в этот момент. Одни жадно продолжают заглатывать угощение, другие жмутся в угол клетки, третьи перепуганно мечутся. Эта - хочет на волю. Зачем тебе воля, глупенькая?

И все же когда-нибудь я отпущу ее. Да, я не держу их вечно запертыми в клетках. Проходит время, мои маленькие пленницы привыкают к неволе, они привыкают ко мне - и уже не шарахаются в сторону, когда я подхожу к клетке, чтобы подсыпать корм. А потом они становятся еще доверчивее - и вот уже маленькая глупышка сидит у меня на плече, а потом - и на ладони. Меня преследует ощущение безраздельной власти над этими беспомощными существами. Я могу сжать кулак - хрупкое тельце сомнется, хрустнут слабые косточки. Но я никогда не сделаю этого. Я с опаской трогаю кончиком пальца податливую спинку - хотя иногда в припадке непонятной нежности мне так хочется затормошить, затискать это глупое, но невероятно красивое создание. Я чувствую живое тепло под невесомыми перышками, я слышу, как бьется маленькое сердце. А птичка смотрит на меня, склонив голову чуть набок, и в ее глазах больше нет страха.

А потом наступает день, теплый и солнечный весенний день, и я распахиваю все окна и открываю клетки. Теперь вы должны выбирать, мои маленькие друзья. Вы были на свободе; там вы могли летать, куда вам захочется, вы могли взмывать под облака или прятаться в гуще веток. Там никто не бранил вас, когда вы оставляли неаккуратные пятнышки на письменном столе или клевали переплеты книг - ведь ни стола, ни книг там попросту не было. Но зато там были кошки, наглые вороны и злые мальчишки с камнями, и еще - холод и голод, и необходимость заботиться о собственном пропитании, и вить гнездо, и охранять его от вторжения.

А потом вы были у меня. Да, вы часто сидели в клетках, и вам не разрешалось делать то, что мне не по нраву. Но в клетках у вас всегда был корм, пусть и нехитрый; вы никогда не страдали от холода, вам не приходилось бояться за свою жизнь: старые враги были далеко, а мне вы доверяли. Да, вы лишались некоторых привычных радостей - но разве я не развлекал вас? Разве я не давал вам новых игрушек, которых без меня вы никогда бы не увидели? Что ж, настало время принимать решение. Что вы выберете?

Я смотрю, как мои пленницы опасливо высовывают головки из ставших привычными клеток; как, не в силах поверить привалившему счастью, выскакивают на подоконник, озираются - и вдруг взмывают в небо. Я рад за них - и в то же время мне немного страшно: а вдруг они не вернутся?

Но они возвращаются. Проходит несколько часов - и в стекло стучит первый острый клювик. Потом чей-то звонкий голос над самым ухом, прикосновение невесомых крыльев к щеке. Они возвращаются, и у открытого окна они сидят на моих плечах, никуда не пытаясь сбежать.

Возвращаются не все. День, два, неделя - и вот мне становится ясно, что одна из птиц больше не вернется. Она выбрала свободу. Что ж, это ее выбор. Я открываю шкаф, достаю ловушку и пакет с приманкой... Я лишился одной птицы - но скоро у меня будет другая. И я буду ее приручать, и снова будет недоверие и испуг, и постепенное нелегкое привыкание.

Но иногда я думаю: как они там, мои беглецы? Они так привыкли к теплу и уюту, привыкли к сытости и безопасности, привыкли доверять. Смогут ли они снова жить в жестоком и опасном мире, где ничто и никто не оградит их от трудностей? Я чувствую ответственность за них, и когда я думаю, что без меня они пропадут - мне становится страшно. Они могли бы снова прилететь ко мне - их всегда ждет теплый дом и кормушка. Но вдруг они забыли дорогу? И вот я снова и снова расставляю ловушки. Может быть, я смогу второй раз поймать птицу, которая однажды улетела? Я смотрю в глаза каждой новой своей жертве: может быть, она узнает меня?

Они не узнают. Может быть, забыли. А скорее всего, это уже совсем другие птицы. Они жмутся в угол клетки, или мечутся испуганно от одной стенки к другой... Но я знаю: пройдет время, и мои усилия будут вознаграждены безграничным доверием пернатого существа. Нужны только осторожность, любовь и терпение. И разбитые о камень новенькие часы, которые валяются под кроватью: для настоящего птицелова времени не существует.

© Инга Кесс (Эльшани)